Емельян Пугачев. Книга 1 - Страница 202

202

Генерал Давыдов получил новое назначение, на его место прибыл из Оренбурга генерал-майор фон Траубенберг.

Человек решительный, самовластный, грубый и озлобленный действиями непослушных казаков, генерал Траубенберг настойчиво потребовал немедленной отсылки команды в Кизляр. Но сотники и казаки непослушной стороны в круг не пришли, да, в сущности, и являться в круг было некому: почти все непослушные, боясь преследований, разбрелись по хуторам и займищам или жили в домах под укрывательством.

В январе 1772 года депутация, во главе с Кирпичниковым, возвратилась из Петербурга в Яицкий городок.

В тот же день сотник Кирпичников передал капитану Дурново запечатанное письмо от графа Орлова.

Прочтя письмо, Дурново сказал:

— Войско целый год поджидало вашего возвращения из Петербурга и до сего времени не отправило команду в Кизляр. Поэтому растолкуйте войску, что команду должно отправить немедля.

— А мне какое дело? — заносчиво возразил Кирпичников. — Как войско умыслит, так и поступит.

К вечеру, в доме отставного казака Толкачева, сотник Кирпичников отдавал отчет казакам. Весь дом был окружен большой толпой. Среди толпы слонялись и казаки старшинской стороны, но их брали за шиворот, выталкивали вон. Кирпичников вышел к народу и сказал:

— На челобитные наши, не единожды подаваемые самой императрице, резолюции не последовало.

— Что ж делать нам? — уныло раздались голоса.

— Не ведаю, — развел руками Кирпичников и, оглядевшись по сторонам, как бы опасаясь чужих ушей, заговорил не громко, но отчетливо:

— А пакостит нам во всем граф Чернышев. Он многих наших выловил, кого плетьями драл бесчеловечно, кого в Петропавловскую крепость бросил, аки сущих злодеев и разбойников. Нам, братья-казаки, самим за себя стоять надо, вот что. — Кирпичников поднял руку и потряс ею в воздухе. — Самим за себя, говорю! А то граф Чернышев всех изведет и с приплодом нашим, вот что. Он без ведома государыни генерала Траубенберга сюда прислал, чтоб доконать нас.

Глаза казаков загорелись, голоса окрепли. Потирая на морозе уши, казаки кричали:

— Говори, сотник, что нам делать?.. Мы от правды не трекнемся.

Сказывай!

— Сейчас давайте спосылаем к капитану Дурново выборных, и пусть наши выборные просят его немедля отрешить старшин, как сказано в указе. Сколько давать сроку? — спросил Кирпичников.

— День… два дня… Мало!..

— Ежели на третий день по посылке старшин не отрешат, — угрожающе заговорил Кирпичников, — ежели положенного штрафа с них не взыщут и войску жалованье за пять лет не уплатят, тогда, братья-казаки, мы поступим воинским отпором! — выкрикнул он, встряхнув высоко поднятыми кулаками.

— Верно! Воинским отпором… Чего терпеть!.. — по-боевому откликнулась толпа.

На другой день в избу сотника вошли три казака старшинской стороны.

— Генерал-майор Траубенберг приказал спросить, имеется ли у тебя указ, по которому ты мутишь народ?

— Указа нет, — сдвинув брови, сурово ответил Кирпичников.

— Думаешь ли ты круг собирать?

— Я не атаман.

— Хоть и не атаман, да войско слушается тебя больше, чем атамана.

— Уходите! — крикнул на них Кирпичников. — Да не шляйтесь ко мне, я иду в баню… Баба, собери белье!

Удивленный таким поведением Кирпичникова, генерал пожал плечами и нервно поскреб плохо выбритую щеку.

— Ну я ж его, бунтаря, проучу.

Бывшему в войсковой канцелярии старшине Окутину он сказал:

— Будь друг, сходи, пожалуй, к Кирпичникову, прикажи ему от моего имени, чтоб немедля шел сюда. Атаман, старшины и послушная сторона желают услыхать от него, что воспоследовало по челобитью их в Санкт-Петербурге?

Мы соберем круг.

Как только Окутин стал стучаться к Кирпичникову, тот выскочил из избы, дал старшине по шее и с бранью столкнул его с крыльца.

— А-а-а… Ты старшину бить?! — заорал тот. — Ведь я полковник!..

Кирпичников затрясся и выхватил из ножен саблю.

— Уходи, покуда я из тебя двух полковников не сделал!.. Казаки, гоните его, собаку, со двора!..

Траубенберг, выслушав побитого Окутина, вспылил. В его груди закипело. Он прикидывал в уме собственные карты и карты своего упорного противника. Игра начинала становиться рискованной — он сильно побаивался навлечь на себя недовольство при дворе, ему хотелось поэтому всеми силами без шума умиротворить непослушную сторону казаков. Он послал к Кирпичникову депутацию из тридцати казаков с дьяком во главе и с тем же старшиной Окутиным — пусть они как можно резоннее втолкуют Кирпичникову, что так своевольничать нельзя, и пусть тихо-смирно приведут его в войсковую канцелярию.

Отряд спокойно, не борзясь, вошел во двор сотника Кирпичникова.

Казаки легонько постучали в дверь. Ответа не было. Они постучали покрепче.

Из сенец хозяйка закричала:

— Нет самого! Ушел.

— В баню, что ли? — Казаки осмотрели баню — пусто. Осмотрели сеновал и хлев. Пусто. Опять стали стучать в дверь, стали ломиться и кричать:

— Открой! По приказу его превосходительства.

На крик и грохот начали выбегать соседки, останавливаться прохожие.

Быстро собралась буйная толпа казаков непослушной стороны.

— Наших бьют! — кричали они. — Хватай старшинских приспешников. Имай под свой караул!

Загорелось побоище. Казаки вязали друг друга, таскали пленных всяк в свою сторону. Трое бородатых казаков были схвачены старшинской стороной и на арканах уведены в войсковую канцелярию. Генерал Траубенберг приказал выдрать их на площади плетьми, посадить под караул.

202